C.K. Williams: Poetry for all seasons of life

Ч. К. Уильямс читает стихи юности и зрелости.

Переводчик: Olga Volftsun Редактор: Maria Polishuk

I thought I would read poems I have that relate to the subject

Я думал, я буду читать те свои стихи, которые связаны с темой

of youth and age.

юности и зрелости.

I was sort of astonished to find out how many I have actually.

Я даже немного удивился, обнаружив, сколько их у меня.

The first one is dedicated to

Первое посвящено

Spencer, and his grandmother, who was shocked by his work.

Спенсеру и его бабушке, потрясенной тем, что он сделал.

My poem is called "Dirt."

Стихотворение называется "Грязь".

My grandmother is washing my mouth out with soap;

Бабушка отмывает мой рот мылом.

half a long century gone

Уже полвека прошло,

and still she comes at me

А она всё ещё приходит ко мне

with that thick cruel yellow bar.

с куском желтого, жестокого мыла.

All because of a word I said,

Всё из-за того слова, которое я произнес,

not even said really, only repeated.

даже не сказал, повторил.

But "Open," she says, "open up!"

Но: "Открывай", - сказала она, - "Открывай рот!" -

her hand clawing at my head.

рука крепко держит мою голову.

I know now her life was hard;

Теперь я знаю, её жизнь была нелегка.

she lost three children as babies,

Она потеряла троих детей еще младенцами,

then her husband died too,

Потом пришла очередь мужа,

leaving young sons, and no money.

оставившего ей только сыновей, но никаких денег.

She'd stand me in the sink to pee

Она ставила меня в раковину пописать,

because there was never room in the toilet.

потому что туалет был всегда занят.

But oh, her soap!

Но это её мыло!

Might its bitter burning have been

Может, его жгучее укусы

what made me a poet?

сделали меня поэтом?

The street she lived on was unpaved,

Она жила на улице, где не было даже мостовой,

her flat, two cramped rooms and a fetid kitchen

её квартирка, две тесные комнатушки и вонючая кухня,

where she stalked and caught me.

та самая, где она подкралась ко мне и поймала меня.

Dare I admit that after she did it

Смею ли я сказать, что после этого,

I never really loved her again?

я никогда уже не любил её по-настоящему?

She lived to a hundred,

Она дожила до ста лет,

even then. All along it was the sadness, the squalor,

даже тогда. И всё это время была лишь печаль, запустение,

but I never, until now

но я никогда, и даже сейчас,

loved her again.

я никогда уже больше не любил её.

When that was published in a magazine

Когда это напечатали в журнале,

I got an irate letter from my uncle.

я получил гневное письмо от моего дяди.

"You have maligned a great woman."

"Ты поливаешь грязью великую женщину".

It took some diplomacy.

Потребовалось немножко такта.

This is called "The Dress."

Вот это называется "Платье".

It's a longer poem.

Это стихотворение подлиннее.

In those days,

Тогда,

those days which exist for me only

те дни существует только в моей памяти,

as the most elusive memory now,

сейчас это всего лишь неясные воспоминания,

when often the first sound you'd hear in the morning

когда первый звук, который слышишь утром,

would be a storm of birdsong,

это шквал птичьих трелей,

then the soft clop of the hooves

потом негромкий перестук копыт

of the horse hauling a milk wagon down your block,

лошади, которая тащит молочный фургон по улице,

and the last sound at night as likely as not

а последний звук, поздно ночью, это, возможно,

would be your father pulling up in his car,

скрежет отцовской машины; отец

having worked late again, always late,

опять работал дотемна, всегда дотемна,

and going heavily down to the cellar, to the furnace,

и вот он спускается вниз, в подвал, к печке,

to shake out the ashes and damp the draft

перемешать уголь и потушить печь

before he came upstairs to fall into bed --

до того, как подняться наверх, спать -

in those long-ago days,

в те давние дни

women, my mother, my friends' mothers,

женщины, моя мать, матери друзей,

our neighbors, all the women I knew --

соседки, все женщины, которых я тогда знал,

wore, often much of the day,

носили, часто целыми днями,

what were called housedresses,

то, что называлось домашними платьями,

cheap, printed, pulpy,

дешевые, цветастые, кричащие,

seemingly purposefully shapeless

казалось, специально сшитые как попало,

light cotton shifts that you wore over your nightgown

легкие хлопчатобумажные одежки, которые накидывают поверх ночных рубашек,

and, when you had to go look for a child,

и, когда нужно пойти за малышом,

hang wash on the line,

повесить белье сушиться,

or run down to the grocery store on the corner,

или сбегать в лавку за углом,

under a coat,

из-под пальто

the twisted hem of the nightgown

завернувшийся край ночной рубашки,

always lank and yellowed,

вечно вытянутой и пожелтевшей,

dangling beneath.

торчал.

More than the curlers some of the women

Больше, чем бигуди, которые у некоторых женщин,

seemed constantly to have in their hair

казалось, всегда были в волосах

in preparation for some great event --

в ожидании какого-то великого события -

a ball, one would think --

какого-то бала, можно было подумать,

that never came to pass;

который никогда так и не начинался;

more than the way most women's faces

больше, чем то, что большинство женских лиц

not only were never made up during the day,

не только никогда не бывали накрашены в течение дня,

but seemed scraped, bleached,

но казались поцарапанными, выцветшими;

and, with their plucked eyebrows, scarily masklike;

эти лица с выщипанными бровями были похожи на страшные маски;

more than all that it was those dresses

но больше чем даже всё это, платья

that made women so unknowable and forbidding,

делали женщин такими непознаваемыми и недоступными,

adepts of enigmas to which men could have no access,

членами тайного общества, двери которого были зарыты для мужчин,

and boys no conception.

а у мальчишек не было даже и ключа.

Only later would I see the dresses also

Потом я тоже видел такие платья -

as a proclamation:

манифесты о том,

that in your dim kitchen, your laundry,

что в мрачной кухне, в прачечной,

your bleak concrete yard,

в темном бетонном дворе,

what you revealed of yourself

то, что вы узнаете о себе -

was a fabulation;

только выдумка.

your real sensual nature,

Настоящая чувственная природа,

veiled in those sexless vestments,

скрытая за этими бесполыми одеяниями,

was utterly your dominion.

была твоей крепостью.

In those days, one hid much else as well:

В те дни люди прятали и многое другое:

grown men didn't embrace one another,

взрослые мужчины не обнимались,

unless someone had died,

только, если кто-нибудь умирал,

and not always then; you shook hands

да и то не всегда; пожимали руки,

or, at a ball game, thumped your friend's back

или, играя в мяч, хлопали друг друга по спине,

and exchanged blows meant to be codes for affection;

а похлопать друг друга по плечу означало выказать самые сильные чувства.

once out of childhood you'd never again know

После того, как детство прошло, никогда уже

the shock of your father's whiskers on your cheek,

не почувствуешь густоту отцовских усов, щекочущих щеку,

not until mores at last had evolved,

и только когда нравы изменились,

and you could hug another man, then hold on for a moment,

стало можно обнять другого мужчину, подержать его в объятьях секунду

then even kiss (your fathers bristles

и даже поцеловать (отцовская щетина

white and stiff now).

стала уже белой и жесткой).

What release finally, the embrace:

Что всё-таки осталось - объятия;

though we were wary -- it seemed so audacious --

хотя мы были осторожны - казалось таким дерзким -

how much unspoken joy there was

сколько невысказанной радости было

in that affirmation of equality and communion,

в этом утверждении равенства и общности

no matter how much misunderstanding

не важно, сколько непонимания

and pain had passed between you by then.

и боли стояло между вами раньше.

We knew so little in those days,

Мы так мало знали тогда

as little as now, I suppose

так же мало, как и сейчас, думаю,

about healing those hurts:

о том, как утишить эту боль;

even the women, in their best dresses,

даже женщины в своих лучших платьях,

with beads and sequins sewn on the bodices,

расшитых бисером и пайетками,

even in lipstick and mascara,

с помадой на губах и тушью на ресницах,

their hair aflow,

волосы струятся,

could only stand wringing their hands,

могли всего лишь стоять, ломая руки,

begging for peace,

умоляя о мире,

while father and son, like thugs,

пока отец и сын, как бандиты,

like thieves, like Romans,

как воры, как римляне,

simmered and hissed and hated,

кипели и шипели и ненавидели

inflicting sorrows that endured,

умножая скорбь, которая,

the worst anyway,

что было худшим изо всего,

through the kiss and embrace,

с поцелуями и объятиями

bleeding from brother to brother,

перетекала от брата к брату,

into the generations.

через поколения.

In those days there was still countryside

В те дни пригороды ещё

close to the city, farms, cornfields, cows;

была частью города; фермы, кукурузные поля, коровы,

even not far from our building

совсем неподалеку от нашего дома,

with its blurred brick and long shadowy hallway

c темной и длинной сумрачной прихожей,

you could find tracts with hills and trees

были холмы и деревья,

you could pretend were mountains and forests.

и можно было притвориться, что это горы и леса.

Or you could go out by yourself

Или можно было уйти одному

even to a half-block-long empty lot,

даже куда-нибудь совсем близко от дома,

into the bushes: like a creature of leaves you'd lurk,

в заросли; как лесной зверь, ты крался,

crouched, crawling, simplified, savage, alone;

припадал к земле, полз, первобытный, дикий, один,

already there was wanting to be simpler,

уже тогда появилось желание быть проще,

wanting, when they called you,

желание, когда бы они ни позвали,

never to go back.

никогда не возвращаться.

(Applause)

Аплодисменты.

This is another longish one,

Вот еще одно довольно длинное стихотворение,

about the old and the young.

о старых и молодых.

It actually happened right at the time we met.

На самом деле, оно родилось прямо в момент нашей встречи.

Part of the poem takes place in

Частично действие стихотворения разворачивается в...

space we shared and time we shared.

в том самом пространственно-временном континууме, который мы делили.

It's called "The Neighbor."

Оно называется "Соседка".

Her five horrid, deformed little dogs

Пять её жутких, бесформенных маленьких собачек,

who incessantly yap on the roof under my window.

которые беспрестанно тявкают на крыше под моим окном.

Her cats, God knows how many,

Её кошки, бог знает сколько,

who must piss on her rugs --

которые, должно быть, гадят на её ковры,

her landing's a sickening reek.

на её лестничной площадке тошнотворная вонь.

Her shadow once, fumbling the chain on her door,

Сначала появляется её тень, неловко возится с дверной цепочкой,

then the door slamming fearfully shut,

потом дверь захлопывается с ужасающим треском,

only the barking and the music -- jazz --

только лай и музыка - джаз -

filtering as it does, day and night into the hall.

отделяющий день от ночи.

The time it was Chris Connor singing "Lush Life" --

Иногда это был Крис Коннор, певший "Яркую жизнь",

how it brought back my college sweetheart,

как эта песня возвращала мне мою школьную любовь,

my first real love, who -- till I left her --

мою первую настоящую любовь, которая - пока я не бросил её -

played the same record.

слушала ту же пластинку.

And head on my shoulder, hand on my thigh,

Голова на плече, рука на моем бедре,

sang sweetly along, of regrets and depletions

она нежно напевала о сожалении и опустошении,

she was too young for,

она была слишком молода,

as I was too young, later, to believe in her pain.

и я был слишком молод, чтобы поверить в её боль.

It startled, then bored, then repelled me.

Сначала меня это удивляло, потом наскучило, потом оттолкнуло.

My starting to fancy she'd ended up in this fire-trap

Я начал подумывать, что она бы могла кончить в такой же дыре

in the Village, that my neighbor was her.

в Виллидж, что моя соседка - это она.

My thinking we'd meet, recognize one another,

Я думал, что мы встретимся, узнаем друг друга

become friends, that I'd accomplish a penance.

станем друзьями, и придет отмщение.

My seeing her, it wasn't her, at the mailbox.

Я увидел ее, это была не она, у почтового ящика.

Gray-yellow hair, army pants under a nightgown,

Желтоватые седые волосы, кальсоны под ночной рубашкой,

her turning away, hiding her ravaged face

она повернулась, пряча свое разрушенное временем лицо

in her hands, muttering an inappropriate "Hi."

в руках, пробормотав невозможное "Привет".

Sometimes there are frightening goings-on in the stairwell.

Иногда на лестнице случались пугающие происшествия.

A man shouting, "Shut up!" The dogs frantically snarling,

Мужчина заорал: "Заткнись". Собаки яростно зарычали

claws scrabbling, then her -- her voice

когти заскребли, затем её - её голос

hoarse, harsh, hollow,

грубый, резкий, глухой -

almost only a tone,

практически только звук,

incoherent, a note, a squawk,

несвязный, замечание, скрежет,

bone on metal, metal gone molten,

кость по металлу, но металл начал плавиться,

calling them back,

когда она звала собак обратно.

"Come back darlings, come back dear ones.

"Ко мне, дорогие, ко мне, дорогие.

My sweet angels, come back."

Мои сладкие ангелочки, домой".

Medea she was, next time I saw her.

В следующий раз, когда я её увидел, она была Медеей.

Sorceress, tranced, ecstatic,

Колдунья, в трансе, в экстазе,

stock-still on the sidewalk

застыла на мостовой:

ragged coat hanging agape,

поношенное пальто нараспашку,

passersby flowing around her,

прохожие обтекают её,

her mouth torn suddenly open

её рот внезапно раскрылся,

as though in a scream,

как будто в крике

silently though, as though only in her brain

немом, как будто только в её мозгу

or breast had it erupted.

или исторгнутом из груди.

A cry so pure, practiced, detached,

Крик такой чистый, искушенный, отрешенный,

it had no need of a voice,

что ему нет нужды в голосе,

or could no longer bear one.

или он не может больше выносить голоса.

These invisible links that allure,

Эти невидимые нити, которые опутывают,

these transfigurations, even of anguish, that hold us.

эти воплощения, даже страха, которые держат нас.

The girl, my old love,

Девушка, моя прежняя любовь,

the last lost time I saw her

последний раз я видел её,

when she came to find me at a party,

когда она пришла найти меня на вечеринке,

her drunkenly stumbling, falling,

пьяно пошатываясь, падая,

sprawling, skirt hiked, eyes veined red,

ноги разъезжаются, юбка задрана, глаза покраснели,

swollen with tears, her shame,

набухли слезами, стыдом,

her dishonor.

бесчестьем.

My ignorant, arrogant coarseness,

Моя непонимающая, обидная грубость,

my secret pride, my turning away.

моя тайная гордость, мой отказ.

Still life on a rooftop,

Натюрморт на крыше,

dead trees in barrels, a bench broken,

мертвые деревья в кадках, сломанная скамья,

dogs, excrement, sky.

собаки, экскременты, небо.

What pathways through pain,

Какие пройти через боль,

what junctures of vulnerability,

какие пересадочные станции есть у слабости,

what crossings and counterings?

как перейти, чем ответить?

Too many lives in our lives already,

Слишком много жизней уже в самих наших жизнях,

too many chances for sorrow,

слишком много возможностей для горя,

too many unaccounted-for pasts.

слишком много непрожитого прошлого.

"Behold me," the god of frenzied,

"Познай меня" , - бог яростной

inexhaustible love says,

неиссякаемой любви говорит,

rising in bloody splendor, "Behold me."

восставая в кровавом великолепии: "Познай меня".

Her making her way

Она пробирается

down the littered vestibule stairs,

вниз по ступеням замусоренного вестибюля:

one agonized step at a time.

одна агонизирующая ступенька за другой.

My holding the door.

Я придерживаю дверь.

Her crossing the fragmented tiles,

Она пересекает пространство кое-где еще сохранившего плитку пола,

faltering at the step to the street,

медлит перед тем, как выйти на улицу,

droning, not looking at me,

бормочет, не глядя на меня:

"Can you help me?"

"Вы не поможете мне?"

Taking my arm, leaning lightly against me.

Берет мою руку, слегка опирается на неё.

Her wavering step into the world.

Неуверенный шажок в мир.

Her whispering, "Thanks love." Lightly, lightly against me.

Шепчет: "Спасибо, любимый". Слегка, слегка опирается на меня.

(Applause)

Аплодисменты

I think I'll lighten up a little.

Думаю, надо повеселее что-нибудь.

(Laughter)

Смех.

Another, different kind of poem of youth and age.

Другое, другого рода стихотворение о юности и зрелости.

It's called "Gas."

Оно называется "Газ".

(Laughter)

Смех.

Wouldn't it be nice, I think,

Я думаю, правда было бы забавно,

when the blue-haired lady in the doctor's waiting room

если бы дама с подсиненными волосами в приемной врача

bends over the magazine table

склонилась бы над журнальным столиком

and farts, just a little,

и пустила бы газы, ну слегка,

and violently blushes.

и ужасно бы покраснела.

Wouldn't it be nice if intestinal gas

Разве не было бы забавно, если бы её газы

came embodied in visible clouds,

вдруг приобрели бы форму видимых глазу облаков,

so she could see that her really quite inoffensive pop

так, чтобы она могла увидеть, что её, на самом деле, довольно безобидный залп

had only barely grazed my face

чуть задел мое лицо,

before it drifted away.

прежде чем унестись вдаль.

(Laughter)

Смех.

Besides, for this to have happened now

Кроме того, тут есть одно довольно

is a nice coincidence. Because not an hour ago,

забавное совпадение. Потому что меньше часа назад,

while we were on our walk,

пока мы гуляли,

my dog was startled by a backfire

выхлоп газа так испугал мою собаку,

and jumped straight up like a horse bucking.

что она подскочила, точь-в-точь лошадь, встающая на дыбы.

And that brought back to me the stable

И это увело мою мысль в конюшню,

I worked on weekends when I was 12,

где я работал по выходным, когда мне было 12,

and a splendid piebald stallion,

и где великолепный пегий жеребец,

who whenever he was mounted would buck just like that,

когда бы кто ни пытался на него сесть, также вскидывал копыта,

though more hugely of course,

хотя, конечно, совсем с другой силой,

enormous, gleaming, resplendent.

огромный, сверкающий, великолепный.

And the woman, her face abashedly buried

И женщина, смущенное лицо зарылось

in her "Elle" now, reminded me --

в "Elle", напомнила мне,

I'd forgotten that not the least part of my awe

я забыл, что далеко не последнюю роль в моем благоговении

consisted of the fact that with every jump he took

играло то, что с каждым скачком

the horse would powerfully fart.

конь выдавал величественный залп.

Phwap! Phwap! Phwap!

Пфвап! Пфвап! Пфвап!

Something never mentioned

То, о чем никогда не говорилось

in the dozens of books about horses

в десятках книг о лошадях

and their riders I devoured in those days.

и наездниках, которые я тогда жадно поглощал.

All that savage grandeur,

Всё это дикое великолепие,

the steely glinting hooves,

сверкающие сталью копыта

the eruptions driven from the creature's mighty innards,

толчки, исходившие откуда-то из мощного нутра этого создания -

breath stopped, heart stopped, nostrils madly flared,

дыхание останавливалось, сердце останавливалось, ноздри бешено раздувались,

I didn't know if I wanted to break him, or be him.

я не знал, хотел ли я разрушить его или быть им.

(Laughter)

Смех

(Applause)

Аплодисменты

This is called "Thirst."

Это называется "Жажда".

Many -- most of my poems actually

Многие - большинство моих стихов -

are urban poems. I happen to be reading a bunch that aren't.

городские стихи. Так получилось, что я читаю те, которые к ним не относятся.

"Thirst."

"Жажда".

Here was my relation with the woman who lived all last autumn and winter,

Такими были мои отношения с женщиной, которая всю прошлую осень и зиму,

day and night, on a bench

день и ночь, прожила на скамейке

in the 103rd Street subway station,

в подземке на 103 улице

until finally one day she vanished.

и однажды исчезла.

We regarded each other, scrutinized one another.

Мы смотрели друг на друга, изучали друг друга.

Me shyly, obliquely, trying not to be furtive.

Я - робко, исподволь, стараясь не выглядеть виноватым.

She boldly, unblinkingly, even pugnaciously,

Она - дерзко, прямо и даже вызывающе,

wrathfully even, when her bottle was empty.

даже гневно, когда её бутылка пустела.

I was frightened of her. I felt like a child.

Я боялся её. Чувствовал себя ребенком.

I was afraid some repressed part of myself

Я боялся, что какая-то подавленная часть меня

would go out of control, and I'd be forever entrapped

выйдет из-под контроля, и я окажусь на веки пойман

in the shocking seethe of her stench.

дурманящей сетью её зловония.

Not excrement merely, not merely surface

Не экскрементов, не тела,

and orifice going unwashed,

не рта, грязного,

rediffusion of rum,

смердящего перегаром,

there was will in it,

в этом была воля

and intention, power and purpose --

и намерение, сила и цель.

a social, ethical rage and rebellion --

Социальный, этический протест и бунт.

despair too, though, grief, loss.

Хотя там было и отчаяние, горе, утрата.

Sometimes I'd think I should take her home with me,

Иногда я думал, я должен забрать её домой,

bathe her, comfort her, dress her.

отмыть, успокоить, одеть.

She wouldn't have wanted me to, I would think.

Но она бы не захотела, думал я.

Instead, I'd step into my train.

Вместо этого я садился в свой поезд.

How rich I would think, is the lexicon

Как богат, думал я, словарь

of our self-absolving.

самооправданий.

How enduring, our bland fatal assurance

Как сильна наша тупая безысходная уверенность в том,

that reflection is righteousness being accomplished.

что форма точно отражает содержание.

The dance of our glances,

Танец наших взглядов,

the clash, pulling each other through

столкновение,

our perceptual punctures,

потом сквозь колючую проволоку взаимных оценок,

then holocaust, holocaust,

а затем уничтожение, уничтожение.

host on host of ill, injured presences,

Сонмы дурных, больных существований,

squandered, consumed.

растраченных, израсходованных зря.

Her vigil somewhere I know continues.

Её дежурство где-то, я знаю, продолжается.

Her occupancy, her absolute, faithful attendance.

Её вахта, её абсолютное, верное служение.

The dance of our glances, challenge, abdication,

Танец наших взглядов, вызов, отречение,

effacement, the perfume of our consternation.

самоотречение, запах нашего страха.

(Applause)

Аплодисменты

This is a newer poem, a brand new poem.

Это новое стихотворение, совсем новое стихотворение.

The title is "This Happened."

Оно называется "Случай".

A student, a young woman

Студентка, молодая женщина

in a fourth-floor hallway of her lycee,

в вестибюле на четвертом этаже лицея

perched on the ledge of an open window

сидела на краешке карниза открытого окна,

chatting with friends between classes;

болтая с друзьями на перемене.

a teacher passes and chides her,

Учитель проходит мимо и ворчит:

"Be careful, you might fall,"

"Осторожно, ты можешь упасть",-

almost banteringly chides her,

вполне добродушно ворчит:

"You might fall,"

"Ты можешь упасть",

and the young woman, 18, a girl really,

и молодая женщина, всего восемнадцать, совсем еще девочка,

though she wouldn't think that,

хотя она сама так о себе не думала,

as brilliant as she is, first in her class,

умница и первая в классе,

and "Beautiful, too," she's often told,

и красавица, как ей часто говорили,

smiles back, and leans into the open window,

смеется в ответ и прислоняется к открытому окну,

which wouldn't even be open if it were winter --

которое даже не было бы открыто, будь это зимой.

if it were winter someone would have closed it ("Close it!") --

Если бы это было зимой, кто-нибудь закрыл бы его ("Закрой его!"),

leans into the window, farther, still smiling,

опирается на открытое окно и дальше, все еще смеясь,

farther and farther, though it takes less time

и дальше, дальше, хотя это занимает у неё меньше времени,

than this, really an instant, and lets herself fall.

чем у меня, чтобы рассказать об этом, секунду, и падает.

Herself fall.

Падает.

A casual impulse, a fancy,

Импульс, причуда,

never thought of until now, hardly thought of even now ...

никогда не думала об этом прежде, не думала об этом даже тогда.

No, more than impulse or fancy,

Нет, просто импульс или причуда,

the girl knows what she's doing,

девочка знает, что она делает,

the girl means something,

девочка хочет что-то сказать,

the girl means to mean,

девочка имеет в виду, что что-то имеет в виду,

because it occurs to her in that instant,

потому что это происходит в тот внезапный,

that beautiful or not, bright yes or no,

тот прекрасный или нет, яркий или нет,

she's not who she is,

она ли это или не она,

she's not the person she is,

она не та,

and the reason, she suddenly knows,

и причина, она вдруг понимает,

is that there's been so much premeditation

в том, что было так много смысла в том,

where she is, so much plotting and planning,

что она оказалась там, где была; сценарий был продуман и спланирован,

there's hardly a person where she is,

вряд ли там, где она тогда была, была хоть одна душа,

or if there is, it's not her, or not wholly her,

а если и была, то уж не она, или не совсем она,

it's a self inhabited, lived in by her,

а просто оболочка её тела, в которой жила она сама,

and seemingly even as she thinks it

и похоже было, что она думала,

she knows what's been missing:

что знает, что же было утрачено:

grace,

благодать

not premeditation but grace,

не преднамеренность, но благодать,

a kind of being in the world spontaneously,

своего рода спонтанное бытие

with grace.

в благодати.

Weightfully upon me was the world.

Я ощущаю весомость мира.

Weightfully this self which graced the world

Весома эта сущность, которая украсила собой мир,

yet never wholly itself.

но никогда не была до конца собой.

Weightfully this self which weighed upon me,

Весома эта оболочка, которая давит на меня,

the release from which is what I desire

избавление от которой - это то, чего я желаю

and what I achieve.

и чего я достигаю.

And the girl remembers, in this infinite instant

И девочка вспоминает, в это бесконечное мгновение,

already now so many times divided,

уже так много раз прожитое,

the sadness she felt once,

как грусть, которую она однажды почувствовала,

hardly knowing she felt it,

едва ли понимая, что она её чувствует,

to merely inhabit herself.

почти заполнила её.

Yes, the girl falls, absurd to fall,

Да, девочка падает, абсурдно падать,

even the earth with its compulsion

даже земля со всеми её непреодолимым притяжением

to take unto itself all that falls

всего, что падает,

must know that falling is absurd,

должна знать, что падение абсурдно,

yet the girl falling isn't myself,

но девочка, которая падает, это не я

or she is myself,

или она это я,

but a self I took of my own volition unto myself.

порождение моей воли.

Forever. With grace.

Навсегда. С благодатью.

This happened.

Это случилось.

(Applause)

Аплодисменты

I'll read just one more. I don't usually say that.

Я прочту еще одно. Обычно я этого не говорю.

I like to just end.

На самом деле, хотелось бы уже просто закончить.

But I'm afraid that Ricky will come out here

Но, я боюсь, сейчас сюда выйдет Рики

and shake his fist at me.

и погрозит мне кулаком.

This is called "Old Man," appropriately enough.

Это называется "Старик". Вполне в духе...

"Special: big tits,"

Особая. Большие сиськи.

Says the advertisement for a soft-core magazine

Говорится в рекламе эротического журнала

on our neighborhood newsstand.

на прилавке соседнего газетного киоска.

But forget her breasts.

Но забудь о её грудях.

A lush, fresh-lipped blond,

Пышная блондинка с сочными губами

skin glowing gold, sprawls there,

золотистая кожа, небрежно развалилась

resplendent.

в своем великолепии.

60 nearly, yet these hardly tangible,

Почти 60-т, хотя они почти не осязаемы,

hardly better than harlots, can still stir me.

едва ли больше, чем шлюхи, они всё ещё могут меня завести.

Maybe a coming of age in the

Возможно, взросление в

American sensual darkness,

американских потемках чувственности,

never seeing an unsmudged nipple,

где никогда не увидишь четкого снимка соска

an uncensored vagina,

и вагины,

has left me forever infected

навсегда заразило глаза

with an unquenchable lust of the eye.

неутолимым вожделением.

Always that erotic murmur,

Этот постоянный эротический шепот,

I'm hardly myself

я почти не я,

if I'm not in a state of incipient desire.

если я не нахожусь в состоянии зарождающегося желания.

God knows though,

Хотя бог знает,

there are worse twists your obsessions can take.

что одержимость принимает гораздо худшие формы.

Last year in Israel, a young ultra-orthodox Rabbi

В прошлом году в Израиле, молодой ультра-ортодоксальный раввин,

guiding some teenage girls through the Shrine of the Shoah

сопровождавший группу девочек-подростков в Мемориале Холокоста,

forbade them to look in one room.

запретил им заглядывать в одну комнату.

Because there were images in it he said were licentious.

Потому что там были изображения, он назвал их безнравственными.

The display was a photo. Men and women stripped naked,

Там была фотография. Колонна обнаженных мужчин и женщин,

some trying to cover their genitals,

кто-то пытался прикрыть гениталии,

others too frightened to bother,

кто-то был слишком испуган, чтобы думать об этом,

lined up in snow

в снегу,

waiting to be shot and thrown into a ditch.

ожидая, когда раздастся выстрел, и их сбросят в канаву.

The girls, to my horror,

Девочки, к моему ужасу,

averted their gaze.

отводили глаза.

What carnal mistrust had their teacher taught them.

Какому же недоверию к плоти научил их учитель.

Even that though. Another confession:

Хотя даже и...Другое признание.

Once in a book on pre-war Poland,

Однажды, в книге о довоенной Польше,

a studio portrait, an absolute angel,

студийный портрет, абсолютный ангел,

an absolute angel with tormented, tormenting eyes.

абсолютный ангел с измученными, мучающими глазами.

I kept finding myself at her page.

На этой странице

That she died in the camps made her --

я нашел, что она умерла в лагере, и это сделало её,

I didn't dare wonder why --

я не смею даже думать, почему,

more present, more precious.

более живой, более драгоценной.

Died in the camps, that too people --

Умерла в лагере, в котором люди,

or Jews anyway --

евреи, не имеет значения,

kept from their children back then.

удерживались вдали от своих детей.

But it was like sex, you didn't have to be told.

Но это было как секс, то, о чем не надо рассказывать.

Sex and death, how close they can seem.

Любовь и смерть, как близки они могут быть.

So constantly conscious now of death moving towards me,

Так ясно я понимаю, что смерть приближается,

sometimes I think I confound them.

иногда, мне кажется, я путаю их.

My wife's loveliness almost consumes me.

Очарование жены почти уничтожило меня.

My passion for her goes beyond reasonable bounds.

Моя страсть к ней выходит за все границы разумного.

When we make love, her holding me

Когда мы любим друг друга, я весь

everywhere all around me,

в кольце её объятий.

I'm there and not there.

Я там и не там.

My mind teems, jumbles of faces, voices, impressions,

Мысли мешаются, путаются лица, голоса, впечатления,

I live my life over, as though I were drowning.

я проживаю жизнь, как будто бы я тону.

Then I am drowning, in despair

И я тону, в отчаянии от того,

at having to leave her,

что нужно оставить её,

this, everything, all,

это, то, всё,

unbearable, awful.

невыносимо, ужасно.

Still, to be able to die

Но, чтобы смочь умереть

with no special contrition,

без особого раскаяния,

not having been slaughtered, or enslaved.

чтобы не убили и не поработили.

And not having to know history's next

И чтобы не нужно было знать следующего

mad rage or regression,

безумного скачка истории,

it might be a relief.

это могло бы быть облегчением.

No. Again, no.

Нет. Опять нет.

I don't mean that for a moment.

Нет, я ни на секунду не имел этого в виду.

What I mean is the world holds me so tightly --

Что я имел в виду, это то, что мир держит меня так крепко -

the good and the bad --

хорошее и плохое,

my own follies and weakness

мои собственные безумства и слабость,

that even this counterfeit Venus

которую даже эта фальшивая Венера,

with her sham heat, and her bosom probably plumped

с её притворным пылом и бюстом, возможно, накачанным

with gel, so moves me

силиконом, так заводит,

my breath catches.

что дыхание перехватывает.

Vamp. Siren. Seductress.

Вампир. Сирена. Соблазнительница.

How much more she reveals

Насколько больше она открывает

in her glare of ink than she knows.

в своем сверкании чернил, чем знает сама.

How she incarnates

Как она воплощает

our desperate human need for regard,

наше отчаянную человеческую нужду в заботе,

our passion to live in beauty,

нашу страсть жить в красоте,

to be beauty, to be cherished by glances,

быть красотой, быть обласканными взглядами,

if by no more, of something like love,

если нечем больше, чего-то похожего на любовь

or love.

или любви.

Thank you.

Благодарю вас.

(Applause)

Аплодисменты